Основатель феноменологического подхода в неврологии Курт Гольдштейн понимал психические расстройства как средство, с помощью которого индивид адаптируется к окружающей среде.
«Тревога и уныние существуют ровно потому же, почему существуют боль и тошнота: в определенных обстоятельствах они приносят пользу. Но при этом по веским эволюционным причинам они зачастую чрезмерны», — пишет один из самых известных теоретиков эволюционной психиатрии профессор Рэндольф Несси в книге «Хорошие плохие чувства. Почему эволюция допускает тревожность, депрессию и другие психические расстройства».
Однако осознать это и подойти к лечению иначе мешает традиционный подход, рассматривающий депрессию и тревожность как болезнь, а не как симптомы.
Тогда как другие отрасли медицины рассматривают боль, кашель или повышение температуры как защитные средства организма и четко отличают их от болезни, которой они сопутствуют, в психиатрии крайние проявления эмоций классифицируются как расстройства; тревога и подавленное настроение часто рассматриваются как проблема сами по себе.
При этом границу — когда аффективная реакция еще находится в пределах нормы, а когда уже нет, — психиатр определяет только на основании своего субъективного опыта и принципов научной школы, которой он придерживается.
У кого-то умер кот, и он переживает из-за этого уже неделю. Один психотерапевт скажет, что это вполне допустимо и объяснимо, а другой заявит, что «это уже слишком — ведь это просто кот». Именно поэтому, оценивая пятое издание Диагностического и статистического руководства по психическим расстройствам (DSM-5), профессор и почетный председатель кафедры психиатрии и поведенческих наук Медицинской школы Университета Дьюка Аллен Фрэнсис с тревогой заявил:
«Большое количество новых психических нарушений с настолько размытыми и нечеткими границами, что миллионы людей, считающихся сейчас здоровыми, рискуют стать новоявленными пациентами».
Но призывов к изменениям функционеры от медицины, создающие методологические указания и классификации, не слышат, «ведь диагноз "большая депрессия" — это гораздо проще и понятнее, чем "уровень по шкале депрессии — 15"», пишет Рэндольф Несси.
С эволюционной точки зрения, полагает он, предлагая «функциональный» подход вместо традиционного, депрессивные симптомы возникают как «пара» между желанием и ожиданиями. Таким образом, у депрессии есть «функция»: она помогает нам остановиться в преследовании недостижимых целей и ценой временного ухудшения состояния избежать, возможно, более тяжелых последствий.
«Наши желания получить безупречного спутника жизни, полноценный секс, богатство и статус хороши, когда они реализуются, но если этого не происходит, то наготове фрустрация, которая омрачает очень многие жизни», — объясняет Несси. — Мне довелось лечить директоров многих больших компаний. Главной их проблемой были запредельные амбиции, которые, несмотря на заметные достижения, они не могли полностью претворить в жизнь».
Конечно, сознательного выбора между депрессией и фрустрацией не происходит, психика, если можно так сказать, «решает» все за нас.
С точки зрения сохранения вида, тревожность, в свою очередь, — это отличное качество, если его в меру. Слишком храбрый кролик станет обедом для лисы, а робкий — будет шарахаться от каждой тени, не сможет прокормиться и умрет от голода, и только кролики со средним уровнем тревожности проживут довольно счастливую жизнь, успев наплодить много крольчат.
Так и в нашей жизни. Многих людей с высоким уровнем тревожности можно найти в психиатрических клиниках и на приеме у психотерапевтов. Те, у кого страх отсутствует, пополняют ряды летчиков-испытателей, автогонщиков и любителей экстремальных видов спорта; но еще больше их в травматологических отделениях больниц, тюрьмах и на кладбищах. Жизнь без тревоги кажется привлекательной, но она может быть короткой.
«Большинство реакций [включая тревогу], которые заставляют человека мучиться, в отдельных случаях особой пользы не несут, и все же они абсолютно нормальны, поскольку малой кровью защищают от огромного гипотетического ущерба.
