Между нами говоря

«Этот вопрос волнует меня давно: где искать терапевта?! Чтобы он был открыт, знал повестку, уважал и разделял взгляды на лгбтик+ сообщество, не моногамные отношения и тд.?»

Привет! Спасибо за актуальный и сложный вопрос. Однозначного ответа у меня нет: я знаю, что многие сейчас пользуются агрегаторами, которые дают возможность автоматизировать процесс подбора терапевта, но у меня по разным причинам сложилось к ним достаточно скептическое отношение (тут и этические проблемы, и вмешательство третьей стороны в клиент-терапевтические отношения, и зачастую непрозрачные процессы отбора и рекомендации специалистов, и недостаточная, на мой взгляд, оплата труда психологов). Но если говорить про эту опцию, из всех альтернатив лично я выбрала бы «Альтер» (не реклама, просто субъективное мнение, основанное на опыте коллег) — насколько я знаю, они дают специалистам достаточно много свободы, при этом тщательно проводя отбор; плюс с этим сервисом сотрудничают несколько психологов, которым я доверяю.

Один из возможных способов поиска — это каналы в телеграме (искать новые можно, например, через вкладку «похожие каналы» в профиле тех, которые вы уже читаете) или аккаунты в инстаграме. Через знакомство с текстами психолога вы сможете проверить, насколько совпадают ваши ценности, откликаются ли вам её или его мысли, стиль изложения и общая жизненная философия. Всё-таки психотерапия — это в первую очередь встреча двух людей, и как бы ни были важны формальные критерии вроде образования или опыта, основное значение, как мне кажется, имеет личностное совпадение. Это не значит, что специалист должен казаться вам идеальным — это в целом вряд ли возможно — но вам должно быть достаточно комфортно для того, чтобы рискнуть вступить в отношения и начать постепенно открываться.

Ещё один вариант — поиск через профессиональные ассоциации: это может быть ассоциация специалистов, практикующих в конкретном психотерапевтическом подходе, или, например, Ассоциация феминистской терапии, объединяющая специалисток различных направлений, работающих с опорой на феминистские ценности. Квир-френдли психологов также можно искать в организациях, помогающих ЛГБТК+ людям (1, 2, 3).

Если вас волнуют конкретные вопросы, не стесняйтесь задать их выбранному специалисту напрямую. Я прошла через процесс поиска нового психолога в 2022 году после достаточно болезненного разрыва со своей предыдущей терапевткой; искала контакты по рекомендациям коллег и с порога задавала вопрос «как вы относитесь к войне?». В итоге одна психологиня перестала отвечать мне на сообщения после моего замечания о том, что её фраза «я придерживаюсь гуманистических ценностей» легко может означать «я поддерживаю жителей Донбасса в их борьбе против украинских нацистов»; вторая — специалистка психоаналитического направления — ловко уклонилась вообще от всех ответов на мои вопросы, в итоге я провела целую сессию, объясняя, зачем их задаю и почему мне важно, чтобы психотерапевт разделял мои взгляды на войну; с третьей же, которая коротко, но открыто и прямо высказалась по теме и даже уточнила, не смущает ли меня, что она находится в России, я работаю до сих пор. Для меня терапевтический процесс неотделим от нашего понимания мира и себя в нём, а значит — от наших ценностей и убеждений, в том числе политических; я не разделяю идею о терапевте как о «чистом листе» для проекций и не смогла бы работать в таком ключе. Я убеждена, что если вам важно, чтобы терапевт имел схожие с вашими взгляды на тот или иной вопрос, лучший способ это проверить — задать прямой вопрос и посмотреть, получите ли вы такой же прямой ответ.

Удачи вам в поисках!

#поговоритьобэтом

​​Вижу, что после выступления на ДокПсиФесте в канал пришли новые подписчики — спасибо вам за интерес! Я давно хотела обновить приветственный пост, вот и повод появился.

Меня зовут Женя, я экзистенциальная психологиня и травматерапевтка, за последние два с половиной года я сменила несколько локаций и сейчас осела в Буэнос-Айресе. Я училась экзистенциальной терапии в HEPI, после выпуска продолжаю углублять свои знания, в основном — в области работы с последствиями травматического опыта (все дипломы и сертификаты можно найти тут). Я веду частную практику и работаю со взрослыми людьми, пережившими сексуализированное насилие в детстве, в рамках проекта «Тебе поверят».

Я верю в то, что личное — это политическое, и в своей работе стараюсь уделять внимание не только внутренним конфликтам и сложностям моих клиенток и клиентов, но и социальному контексту, в котором мы все существуем. Я стремлюсь присутствовать с клиентами открыто и аутентично, выстраивать помогающие терапевтические отношения и внимательно относиться к этическим вопросам. Ещё я очень люблю животных, мечтаю заняться дайвингом и познакомиться с осьминогом, и в целом считаю, что отношения с другими живыми существами — это самое ценное, что у нас есть.

В канале есть несколько хэштегов:
#поговоритьобэтом — ответы на вопросы подписчиков
#рекомендации — рассказы о книгах, фильмах, сериалах, которые показались мне интересными с психологической точки зрения или просто произвели сильное впечатление
#публикации — мои интервью и комментарии к статьям
#голосом — видео моих лекций и записи подкастов с моим участием

Свои любимые тексты я организую в подборки: раз, два, три. 2022 и 2023 год выпали из-за войны — сначала я была слишком раздавлена происходящим, чтобы думать о чём-то ещё, а год спустя мне показалось странным делать подборку любимых постов, ведь большую часть времени я писала о войне. Со временем ко мне вернулась способность говорить не только о ней, но мои антивоенные взгляды ничуть не изменились — я смотрю, я свидетельствую, я помню.

Спасибо всем, кто давно со мной, и всем, кто присоединился недавно; всем, кто ценит мою работу и разделяет мой взгляд на мир.
Без вас в этом канале точно не было бы 388 текстов ❤️

​​Рада поделиться с вами новостью — во вторник 24 сентября в 18:00 по московскому времени мы с коллегой по проекту «Тебе поверят» Анжелой Пиаже выступим на «ДокПсиФесте»!

Мы расскажем о том, как возник и развивался наш проект, в рамках которого мы помогаем людям, пережившим сексуализированное насилие в детстве. Поговорим о мифах, окружающих эту табуированную тему, о связи травмы насилия с молчанием и тайной, о том, что важно знать пострадавшим, и о том, что может помогать людям, столкнувшимся с этим тяжелым опытом.

Зарегистрироваться для бесплатного участия онлайн или покупки записей лекций можно по ссылке. Присоединяйтесь! ❤️

#голосом

«Мой фокус внимания сразу на всём: миграции, новом языке, усовершенствовании своих рабочих навыков, друзьях, семье, которая живет в другом часовом поясе, спорте, здоровье, хобби и романтических отношениях. Понятное дело, что иногда кажется, что я нигде не успеваю, но если я расслаблюсь, то будто всё посыплется и снова не собрать. Как успевать всё и при этом отъебаться от себя?»

Спасибо за отличный вопрос! Как говорится, ответ читайте в нашей новой книге «Никак» 🙂

На самом деле я правда со временем пришла к выводу, что если в жизни много приоритетов, и многие сферы значимы и интересны, скорее всего, успевать всё не получится просто физически. В сутках всего 24 часа, а в неделе — всего семь дней, и за это время мы должны ещё успевать восстанавливаться от пережитых опытов и накапливать силы на новые. Грустная правда состоит в том, что это совсем немного, более того, обычно чем старше мы становимся, тем меньше сил остается даже на любимые вещи (и людей).

Поэтому часть ответа для меня — в том, чтобы постараться принять и отгоревать свои неизбежные ограничения. Ограничения физических и психических сил, возможностей и времени, отведённого нам на этой земле. Культ продуктивности пытается убедить нас в том, что если мы научимся «всё успевать», мы сможем каким-то образом перехитрить время, но мне это кажется иллюзией. Я хорошо запомнила момент, когда, ещё живя в Петербурге, окинула взглядом свой новый книжный шкаф и вдруг отчетливо поняла, что вряд ли успею прочесть все эти книги до своей смерти. В них уже тогда жило больше времени, чем во мне. Я не успею увидеть все страны, которые хотела бы, освоить разные профессии, которые могли бы быть мне интересны; в конечном итоге, я не успею прожить никакую другую жизнь, кроме своей, и моя тоже будет неполной и несовершенной — потому что всё живое неизбежно неполно и несовершенно.

Ещё я думаю о том, что приоритеты могут смещаться от недели к неделе, от месяца к месяцу, от года к году. Я могу вкладывать силы и время в построение дружеских связей, а потом на время отползать от людей в мир книг и лекций — хорошие друзья на такие периоды обычно реагируют спокойно. Если я вижу, что романтическому партнеру не хватает внимания с моей стороны, я могу сфокусироваться на том, что нас объединяет и что мы делаем только вдвоём, но это не значит, что мы всегда будем проводить время именно так — вопрос в том, что важно и чего хочется именно сейчас. Иногда жизнь вмешивается в наши планы и сама заставляет нас резко менять приоритеты — например, в случае проблем со здоровьем. Есть какие-то вещи, которые я просто вношу в расписание, и они существуют в нём по умолчанию, не требуя от меня энергии на принятие решения «чем я занимаюсь сегодня» (так происходит, например, со спортом и уроками испанского). А порой оказывается, что лучшим, что я могу сделать для себя сегодня, будет отменить все планы на вечер, залезть в кровать, закутавшись в одеяло, и пять часов подряд смотреть сериал в обнимку с котом. Такие дни тоже важны и тоже считаются, несмотря на их внешнюю «бесполезность».

Напоследок скажу, что интересно было бы поразмышлять: о чём этот страх «если я расслаблюсь, то всё посыплется и снова не собрать»? Давно ли он с вами? Отсылает ли к какому-то опыту из прошлого? Кажется, что это может быть любопытной зацепкой для дальнейшего самоисследования.

Удачи вам!

#поговоритьобэтом

О доверии в терапевтических отношениях

Нередко, говоря о том, как должны выглядеть помогающие терапевтические отношения, упоминают о необходимости доверия. Эта мысль кажется очевидной: конечно, если я не доверяю терапевту, я не смогу по-настоящему открыться и не получу от терапии ту пользу, которую мог бы получить, не так ли? На самом деле доверие в терапии зачастую выстраивается нелинейно, особенно тогда, когда у клиента есть опыт предательства или насилия со стороны близких. Если значимые взрослые не могли обеспечить нашу безопасность, не были рядом, когда были так нужны, или же активно причиняли нам вред, у нас появляются веские основания сомневаться в идее доверительного отношения к другим.

По мере того, как клиент раз за разом убеждается в том, что его психолог надёжен, стабилен и действует в его интересах, доверие может постепенно расти, но вместе с ним нередко растёт и страх: ведь чем больше я доверяю кому-то и чем больше он знает обо мне, тем больше у него власти и возможностей причинить мне боль. Это может порождать тревогу и напряжение, которых не было на старте терапии, где клиент мог выдерживать значительную дистанцию.

Люди, чьи значимые отношения в прошлом были болезненными, зачастую и нуждаются в близости, и избегают её, и чем ближе становятся отношения, тем ярче может проявляться этот конфликт. Уверенность в том, что хороших близких отношений не бывает и что любая близость рано или поздно приводит к боли, может порождать напряженное ожидание — как будто ещё чуть-чуть и что-то случится, отношения обязательно разрушатся, и я снова останусь один. Я думаю, выход тут не в том, чтобы игнорировать свои страхи, принуждая себя слепо и безрассудно довериться другому; скорее, может быть важным признать, что даже если я верю человеку и знаю, что он не причинит мне боли специально, что-то всё равно может пойти не так, и это нормальная часть человеческого опыта. В хороших отношениях случаются недопонимания и конфликты, они могут ранить — разница в том, что происходит дальше. Не отсутствие сложных моментов, но возможность обсудить произошедшее, предъявить своё недовольство и несогласие, извиниться там, где это необходимо, взять на себя ответственность за причиненный ущерб и его компенсацию делает отношения действительно безопасными.

Бывает и так, что доверие будто бы волшебным образом возникает с самых первых моментов: клиент готов откровенно рассказывать о чём угодно, и кажется, будто бы это не причиняет ему никакого дискомфорта. Тут важно не путать откровенность с открытостью: подлинная открытость предполагает встречу как с самим собой, так и с другим, тогда как в случаях, которые описываю я, клиент нередко бывает диссоциирован от собственных переживаний и испытывает трудности с тем, чтобы по-настоящему заметить человека, с которым он вступает в контакт.

По ходу терапии события, о которых рассказывает клиент, могут заново обретать утраченное эмоциональное содержание, человек как бы соединяется со своими воспоминаниями и через эту интеграцию становится способен увидеть и себя, и окружающих. В отношениях с другими появляются границы, и это может приводить к большей избирательности, когда уже не хочется рассказывать всем обо всём, а хочется выбирать, кому и что доверить. Со стороны это может выглядеть как уменьшение доверия, но мне кажется, что таким образом само понятие доверия обретает смысл: я не просто рассказываю истории о себе любому, кто готов слушать, но выбираю доверить что-то личное, что я берегу внутри себя, этому конкретному человеку, потому что верю в то, что он безопасен для меня.

Как бы парадоксально это ни звучало, порой мы становимся менее откровенными для того, чтобы научиться доверять и быть подлинно открытыми.

Вопрос в продолжение темы последнего поста:

«добрый день, спасибо за возможность задать вам вопрос. в течение жизни я много размышляла о своих границах, о том, как у меня появляется и работает дружеское/романтическое/сексуальное влечение. если честно, я до сих пор толком этого не понимаю. границы дружеского и романтического для меня всегда были размыты, особенно явно это подсветилось, когда я открыла в себе полиаморность и высокую чувствительность. я испытываю много всего к разным интересным людям, и мне очень сложно понять, чем различаются дружеская и романтическая близость. мне хочется целовать и всячески тактилиться как с подругами, так и с партнерками. как вы видите дружбу? и как понимаете что влюблены?
p.s: заранее спасибо за ответ:3»

Привет! Меня всегда восхищало, как по-разному люди способы переживать близость. Если говорить обо мне, я ощущаю границу между разными видами близости как достаточно четкую; для меня грань между дружбой и чем-то большим определяется, пожалуй, тем, что можно назвать остротой ощущений. Дружеские чувства для меня полны тепла, уюта, ощущения безопасности, спокойствия, радости от того, что я нахожусь рядом с человеком. В случае романтического/сексуального влечения — для меня как для демисексуального человека эти два феномена тесно связаны — к этим ощущениям добавляется что-то вроде приятной тревоги (наверное, это чаще всего имеется в виду, когда люди говорят о «бабочках в животе»); как будто захватывает дух от непредсказуемости того, как события будут развиваться дальше. Когда я испытываю романтический интерес, человек для меня как будто выделяется из фона, я становлюсь особенно чувствительна к его присутствию, словно вокруг него появляется невидимый ореол.

Думаю, что близкое и глубокое дружеское взаимодействие может быть не менее захватывающим, чем романтические отношения. В конечном итоге любая настоящая близость подводит нас к границам того, где заканчиваемся мы и начинается другой, и исследовать эти границы бывает очень увлекательно. Но, пожалуй, разница для меня в том, что территорию сексуальности я ощущаю как более неизведанную и поэтому в определённом смысле более опасную; вступая на неё, мы никогда не знаем, где рванет, ведь зачастую наши самые глубокие страхи и самый болезненный травматический опыт проявляются ярче всего именно в этой сфере. В романтических отношениях я открыла такие стороны своей личности, которые до этого практически не были мне знакомы. Это не означает, конечно, что через дружбу мы не можем узнавать себя — ещё как можем — но, наверное, в моём случае дружеские отношения чаще ощущаются более осознанными и менее стихийными, чем эта загадочная штука, которую мы называем романтической любовью.

Спасибо вам за возможность порефлексировать на такую интересную тему!

#поговоритьобэтом

Я всегда относилась к дружбе очень серьезно: с детства я мечтала быть окруженной компанией друзей, самые большие драмы подросткового периода были связаны именно с дружескими отношениями, а не с романтическими увлечениями; позднее я училась заводить друзей во взрослом возрасте, не стихийно, как раньше, а более прицельно. На удивление, самый счастливый период моей жизни именно в плане дружеских отношений начался в эмиграции: мне повезло избежать опыта изоляции, нередко сопутствующего смене привычной обстановки, и сформировать прочные связи, на которые я могу опереться в мире, полном тревоги и неопределенности. За это время моё восприятие дружбы довольно сильно изменилось, и сегодня мне хочется поделиться открытиями, которые я совершила в процессе поиска друзей в эмиграции.

🌸 Взаимовыручка правда сближает. Это может прозвучать очевидно, но только после переезда я осознала, какая это ценность — иметь возможность просить друзей о помощи и откликаться на такие просьбы самой. Когда я жила в Петербурге, меня грела идея моей самостоятельности: я могла вызвать грузчиков для переезда, клинеров — для уборки, любая нужная вещь легко находилась онлайн, и провожать меня в аэропорт не было нужды — зачем напрягать человека, если можно просто вызвать такси? Конечно, та же логика применима в любом месте, но в Аргентине я попала в компанию, в которой принята повседневная взаимовыручка, и увидела, как это укрепляет и углубляет отношения. Мы привозим простуженным друзьям куриный бульон, храним их вещи у себя дома, когда они уезжают в путешествие по стране, живём с их котами и собаками, помогаем пересаживать растения и наводить порядок в ящиках на кухне… Оказалось, что быть должной другому — не в финансовом, а скорее в отношенческом смысле — и с радостью отдавать эти долги имеет гораздо более глубокое значение, чем мне казалось раньше. Сейчас я воспринимаю такой круговорот добра в природе как одну из основ отношений.

🌸 Дружба не случается сама по себе — по крайней мере, далеко не всегда. Если мне нравится человек, я стараюсь придумать какое-то занятие, которое могло бы быть интересно нам обоим, или найти контекст, в котором наши отношения могли бы развиваться естественным образом, а не просто раз за разом звать его попить кофе. Находить время и силы для того, чтобы придумывать и осуществлять совместные активности, смиряться с тем, что не любой интересный мне человек будет готов ответить мне взаимностью, искать точки соприкосновения с людьми с такими разными характерами и жизненными историями — это работа, порой нелёгкая, но способная в перспективе принести чудесные плоды.

🌸 Общий контекст чрезвычайно важен. Раньше я, как и многие, слегка свысока относилась к другим русскоязычным, которых встречала за границей, и всегда старалась в первую очередь познакомиться и заобщаться с местными, тревожно избегая судьбы условного советского эмигранта с Брайтон-Бич. Сейчас я по-настоящему осознаю, какое это счастье — дружить с людьми, которые без слов понимают твой опыт и твоё состояние. Мы вместе шутим и плачем, вместе ходим на акции протеста у посольства, вместе пытаемся осмыслить войну и всё, что случилось с миром и с нами за эти два с половиной года. Безусловно, это не отменяет моего желания узнавать людей из самых разных культур (благо, в Буэнос-Айресе это несложно), но я точно перестала ругать себя за то, что большая часть людей вокруг меня говорит на моём языке — наоборот, сейчас это кажется мне настоящим подарком.

🌸 Не любой классный человек может стать моим другом. Взаимной симпатии не всегда достаточно — важны и общие ценности, и схожие представления о жизни. Понимая и принимая это, я могу радоваться разнообразию интересных людей вокруг и вместе с тем реалистично взвешивать свои силы, вкладывая их только в те отношения, в которых вижу будущее.

А как менялись ваши представления о дружбе с течением времени?

«Здравствуйте! Я работала с психотерапевткой почти 2 года, мы многого добились за это время; последняя проблема, на которой мы застряли — переживание и выражение злости. “Хорошие девочки не злятся” и всё в этом ключе. Даже если меня кто-то притеснял, я не испытывала злости из-за внутреннего запрета. Моя психотерапевтка, желая мне помочь, что-то сделала, после чего я, наконец, начала испытывать злость. Через какое-то время эта злость вылилась на психотерапевтку. Я сильно с ней поругалась, мне стало стыдно, и я ушла из терапии.

Месяц назад я поругалась с мамой, но конфликт не решился, мы просто перестали разговаривать. Я люблю её, но не хочу с ней разговаривать, я начинаю злиться от одного её присутствия, как будто злюсь сразу за все годы одновременно, за все слова, что меня когда-то обидели, за всю поддержку, которую она мне не дала. Я не могу ей ничего высказать, но и простить не могу. Я всё еще не могу выражать злость так, чтобы не ранить людей вокруг, от этого просто её сдерживаю всеми силами, раню себя, а близких раню пассивной агрессией, ведь она всё равно просачивается. Что мне делать?»

Привет! Кажется, что в своей терапии вы достигли важного этапа работы с запретом на злость, соприкоснувшись с этим чувством и признав его наличие, но не успели овладеть навыками конструктивного выражения злости. Нередко действительно случается так, что «проснувшиеся» в ходе терапии эмоции в первую очередь достаются психологу — это нормальная часть терапевтического процесса, и хороший специалист должен быть к этому готов. Поэтому в первую очередь тут важно прояснить, что значит — «я сильно поругалась с терапевткой»? Она не смогла выдержать вашу злость и (условно) накричала на вас в ответ? Или же вам стало стыдно просто за то, что вы «вылили» на неё свои гневные чувства?

Во втором случае я бы обдумала возможность вернуться в терапию и честно поделиться с психологиней своим стыдом, связанным с тем, как закончились ваши отношения. При бережном обращении с этой темой вы сможете получить ценный опыт принятия вас со всеми вашими чувствами, включая злость, и научиться внутри безопасных отношений выражать эту злость так, чтобы она не разрушала ни вас, ни другого. Если же вы ощутили, что терапевтка не смогла справиться с накалом ваших эмоций, это может означать, что вам на вашем терапевтическом пути необходим более устойчивый спутник. В любом случае здесь нет причин для стыда — любые чувства, которые мы проявляем в терапии, важны и достойны внимания, анализа и обработки, а не игнорирования или отвержения.

Можно также подумать о том, как дать выход вашей злости без непосредственной конфронтации с людьми, которые её вызывают, если вы пока не чувствуете себя готовой к ней. Частый способ, к которому прибегают в таких случаях — это написание писем. Важно, что письменные практики такого рода не предназначены для отправки адресату; скорее, это даёт вам возможность хотя бы частично освободиться от злости, съедающей вас изнутри, придав ей словесную форму и оставив её на бумаге. Также есть вероятность, что написание писем сможет подготовить вас к разговору с мамой — у вас будет время обдумать, что именно и какими словами вам хотелось бы до неё донести.

Предъявление агрессии в целом мне кажется важной частью отношений — без конфликтов и их последующего разрешения вряд ли возможна настоящая близость. При этом выражать гнев действительно можно по-разному, и я поддерживаю вас в стремлении овладеть навыком отстаивания своих границ и озвучивания недовольства без нападения на границы другого человека. Как и любой другой навык, он тренируется через практику. Если у вас нет позитивного опыта преодоления разногласий через разговоры, злость может казаться чем-то вроде опасной и разрушительной стихии, которую необходимо во что бы то ни стало подавлять. На самом деле всё наоборот: именно подавление эмоций делает их разрушительными, и чем лучше вы познакомитесь со своими чувствами, тем больше у вас появится вариантов того, как можно с ними обращаться.

#поговоритьобэтом

Задать вопрос можно анонимно по ссылке или в личные сообщения (@existential101).

Поскольку я умею писать только лонгриды, а на них не всегда есть время и силы (предполагаю, что не только у меня, но и у подписчиков), решила для разнообразия начать делиться с вами небольшими цитатами из книг и статей, которые читаю. Начнём с классиков:

«Представляется, что в результате эффективной терапии пациент не только узнаёт о близости и интимности, то есть о том, что дают нам отношения с другими людьми; он также обнаруживает пределы близости — открывает то, что
мы не можем получить от других как в терапии, так и в жизни»

— «Экзистенциальная психотерапия», Ирвин Ялом

#цитаты

Что экзистенциальная терапия значит для меня?

Вопреки распространённому представлению, экзистенциальная терапия подходит для работы с самым широким кругом вопросов и не обязательно должна строиться вокруг исследования экзистенциальных данностей, таких как смысл, свобода, ответственность и смерть. Безусловно, терапевт, работающий в этом подходе, должен уметь делать видимой экзистенциальную «подкладку», казалось бы, вполне повседневных переживаний и тревог; но лично для меня экзистенциальная терапия в первую очередь описывается не её содержанием, а тем, как именно выстраивается контакт с клиентом и терапевтический процесс. Ниже я попробую сформулировать основные идеи, на которые я опираюсь в своей работе сейчас.

✨ Основой терапии являются терапевтические отношения — то уникальное пространство «между», которое психолог и клиент создают совместными усилиями. Говоря об отношениях, я не имею в виду исключительно заботу и поддержку; в них может быть место вызовам, напряжению, порой даже конфликтам — но базово именно они обеспечивают безопасный фундамент, без которого глубокое самоисследование и столкновение с болезненными переживаниями вряд ли будет возможным. Внимательный взгляд на то, что происходит в терапевтических отношениях, может многое рассказать о способах, которыми клиент выстраивает другие значимые отношения в своей жизни, и терапия даёт отличную возможность научиться распознавать, понимать и (при необходимости) постепенно менять эти способы.

✨ Качество присутствия важнее техник. По моим ощущениям, принятие решений в процессе разговора с клиентом (задать вопрос или промолчать? если спросить — то что именно и каким образом? поделиться чем-то или оставить при себе?) происходит по большей части интуитивно и даётся тем легче, чем больше я включена в контакт с клиентом и присутствую в нём чувствами, мыслями и телом. Важно одновременно не проваливаться полностью в переживания клиента, рискуя выпасть из терапевтической позиции, но и не отходить на слишком большую дистанцию. Подлинное присутствие предполагает взаимодействие двух субъектов, а не взгляд субъекта (терапевта) на объект (клиента); вопрос о том, что делать с клиентом, уступает место вопросу «как быть рядом с этим человеком так, чтобы это было помогающим для него». Терапия дарит человеку возможность наконец-то быть по-настоящему увиденным другим; мы как терапевты становимся свидетелями бытия наших клиентов, и это может иметь целительную силу.

✨ Мы встречаем клиента там, где он находится сейчас. Как говорит мой любимый Эрнесто Спинелли, нередко то, что видится нам и самому клиенту как проблема, является попыткой решения какой-то другой проблемы, поэтому никакие изменения не возможны без того, чтобы понять, как человек оказался в нынешней точке, и принять текущее положение вещей как факт реальности. Моя задача как терапевта — не тащить клиента в светлое будущее, но с уважением относиться к его настоящему и к его способности принимать решения о своей жизни. Нередко это противоречит желанию клиентов «быстренько починиться», как я это называю — но я верю, что такая позиция терапевта даёт клиентам возможность научиться более бережному и человечному отношению к самим себе.

✨ Сколько людей, столько и терапий. Тут я отсылаю к Ирвину Ялому и к его идее о том, что каждому уникальному человеку необходим уникальный терапевтический подход: вместе мы пробуем, ошибаемся, придумываем и перепридумываем терапевтический процесс, создаём карту местности и ищем нужное направление движения. Для меня важно слышать обратную связь от клиентов, относиться внимательно и с уважением к любым возникающим в процессе терапии вопросам, сомнениям и желаниям, позволяя клиентам быть «неудобными» — то есть, конечно, живыми.

❤️ Не бойтесь просить о поддержке. И до, и после камин-аута вам может понадобиться психологическая помощь — это может быть ЛГБТК-френдли психолог или организация, помогающая квир-людям (скажем, у Российской ЛГБТ-сети есть бесплатный телефон доверия). Также можно заручиться поддержкой близких, которые знают о вашей идентичности и принимают её (если они есть): вы можете рассказать им о планах совершить камин-аут и попросить быть на связи после него.

❤️ Не торопите себя. Вы пишете о том, что всё ещё разбираетесь с внутренней гомофобией и имеете негативный опыт раскрытия своей идентичности в прошлом. Если вы ощущаете, что разговор с мамой в нынешних обстоятельствах может стать непосильной психологической нагрузкой, можно начать с чего-то менее рискованного — например, открыться тем людям в вашем окружении, которые не знают о вашей ориентации, но с высокой долей вероятности смогут отнестись к ней с принятием. Позитивный опыт камин-аута может помочь вам обрести уверенность в праве на свою идентичность и стать тем фундаментом, на который вы впоследствии сможете опираться при столкновении с гомофобией.

Удачи вам!

#поговоритьобэтом

«Здравствуйте! Я уже достаточно давно осознала свою негетеросексуальность. Я много думала над этим и понимаю, что всё еще есть внутренняя гомофобия. Я всё же хочу рассказать маме об ориентации, но не знаю, как начать, и очень боюсь. Иногда мне реально плохо от того, что она не знает. Из-за сокрытия ориентации есть ощущение, будто я делаю что-то ужасное, не могу честно говорить с ней и о моих планах на переезд, даже если это будет нескоро. Насколько удалось узнать, она не ярая гомофобка, но трансфобка, и, например, считает, что однополая пара не может воспитывать ребенка... и всю эту информацию я узнала до принятия последних гомофобных законов. Как можно психологически подготовиться к такому разговору? Как побороть страх? Когда думаю о том, чтобы сказать об этом, и вспоминаю предыдущий опыт каминг-аута, меня начинает трясти, и хочется повернуть назад и не говорить. Что делать в случае негативной реакции? Спасибо вам большое заранее, и спасибо за возможность задать вопрос.»

Привет! Решение о камин-ауте действительно может быть очень непростым, и хочется поддержать вас на этом пути. В первую очередь мне важно сказать, что только вы решаете, кому, как и когда рассказывать о себе; нет правильного или неправильного способа совершить камин-аут, также он не является чем-то обязательным — всё зависит от ваших индивидуальных обстоятельств. Тем не менее, есть несколько общих рекомендаций, которые могут пригодиться людям, раздумывающим об этом шаге.

❤️ Продумайте пути отступления. К сожалению, порой реакция на камин-аут бывает достаточно агрессивной, и важно заранее позаботиться о своей безопасности, особенно если вы в чём-то зависите от мамы (например, живете с ней в одной квартире, или она помогает вам финансово). Будет ли у вас возможность выйти из контакта хотя бы на время, если ваша мама не сможет спокойно отреагировать на новости? Есть ли в вашем окружении люди, к которым вы можете обратиться за поддержкой после разговора с мамой? Если вы предполагаете, что негативная реакция на камин-аут может сильно повлиять на вашу жизнь прямо сейчас (например, если мама выгонит вас из дома, вам будет негде жить) — возможно, лучше будет отложить трудный разговор до того момента, когда вы будете находиться в более благополучных обстоятельствах. Если же опасность скорее психологическая, можно обратиться к следующему пункту.

❤️ Выберите тот формат камин-аута, который вам больше подходит. Это может быть личный разговор, беседа по телефону или письмо. Кому-то может быть легче всё обсудить сразу, другие предпочитают отложить ответы на вопросы (которые почти наверняка возникнут) на потом. К слову о вопросах — ответы на самые частые из них (вроде «как ты можешь быть уверена, если ты не пробовала построить отношения с мужчиной?») имеет смысл продумать заранее, так вам будет легче сохранять дистанцию и не терять голову, даже если разговор выйдет эмоциональным. Вам совершенно точно не за что оправдываться, но есть шанс, что некоторые вещи, которые для вас самой очевидны, придётся объяснять. Тут важно оценить, насколько человек напротив заинтересован в том, чтобы услышать вас и попытаться понять — если по ходу беседы ваша мама окажется настолько захвачена чувствами, что перестанет воспринимать ваши слова, можно предложить продолжить обсуждение позже, когда эмоции немного улягутся.

Родителям ЛГБТК-людей также могут быть полезны тематические материалы — например, у «Выхода» есть отличная брошюра «Что происходит с моим ребёнком». Есть шанс, что вашей маме понадобится время, чтобы принять новую реальность, и информация о том, что не она одна сталкивается с похожими трудностями, может быть помогающей.

⬇️⬇️⬇️

Все уже посмотрели «Головоломку-2»? Я ждала её с тревогой (вполне в духе сюжета!), ведь первая «Головоломка» — это буквально мой самый любимый на свете мультфильм, и очень не хотелось разочаровываться. Сиквел оказался, конечно, не таким прорывным и с очень похожей на первый фильм моралью (важно учиться принимать себя во всей полноте и сложности — будь то знакомство со своими негативными эмоциями или с «тёмными» сторонами идентичности), но психологическая точность в изображении внутреннего мира Райли — ребёнка в первой «Головоломке» и подростка во второй — никуда не делась.

Немного заметок на полях по свежим следам:

😟 Тревога показана очень точно — как эмоция, захватывающая человека полностью и блокирующая все остальные чувства (в фильме она буквально заточает другие эмоции в банку и отправляет на свалку сознания). За тревогой могут скрываться ярость, вина, отвращение или боль; если позволить этим чувствам выйти на поверхность, прожить их и осмыслить, уровень тревоги может снизиться. По сюжету «Головоломки» тревога желает для Райли лучшего, но делает только хуже, как нередко бывает и в жизни: наши деструктивные проявления чаще всего являются попыткой решить какую-то проблему, которая по ходу дела порождает новые, порой более серьёзные проблемы.

😳 Не менее яркий образ оказался у стыда: огромного молчуна, который большую часть времени прячется от остальных, но может и лечь всем телом на панель управления, тем самым не давая проявляться другим эмоциям. Мне кажется, стыд именно так и ощущается: как огромная махина, которая придавливает человека полностью, побуждает его скрывать себя и усиливается молчанием. Именно поэтому терапия, дающая нам возможность делиться с другим человеком интимными и сложными моментами нашей жизни, часто становится первым шагом на пути преодоления стыда за самого себя.

🥶 Идентичность в фильме строится на глубинных убеждениях, которые рождаются из воспоминаний, и в зависимости от того, какие воспоминания превалируют, идентичность может становиться преимущественно позитивной («я хороший человек») или негативной («я недостаточно хороша»). По ходу фильма взрослеющей Райли удастся преодолеть диссоциацию, перестать вытеснять все неприятные воспоминания и через это обрести более сложную и изменчивую подростковую идентичность («я хороший друг — я ужасный друг! — я эгоистка — я добрая…»).

Я думала о том, что травматический опыт может по-разному влиять на этот процесс формирования идентичности: в некоторых случаях плохие воспоминания оказываются так сильны, что окрашивают всё самовосприятие в черный цвет (так нередко бывает при кПТСР); в других отсутствие заботы или, наоборот, излишняя опека со стороны значимых взрослых приводит к тому, что крепкая идентичность не может сформироваться — «нити» глубинных убеждений оказываются слишком хрупкими и легко рвутся (частое явление при ПРЛ); позитивные и негативные убеждения о себе могут оказываться разделены — они как будто находятся в разных частях сознания, и человека бросает туда-сюда между двумя полюсами, от «я лучше всех» к «я хуже всех» (характерная черта нарциссических расстройств). Терапевтическая задача-максимум в таких случаях — помочь человеку сформировать идентичность, которая была бы одновременно устойчивой и гибкой, вмещала в себя разные аспекты представления о себе, как позитивные, так или не очень, и при этом была основана на самопринятии в сочетании с ответственностью за себя и свою жизнь.

А мультфильм правда вышел хороший, рекомендую!

Кстати, я наконец решилась открыть комментарии, так что буду рада, если вы поделитесь своими впечатлениями от «Головоломки» 🥶

#рекомендации

UPD: а вот и прекрасный разбор на схожую тему подоспел — Маша Корнилова, ведущая курса по телесно-интегративной работе с травмой, написала о диффузной идентичности, интеграции и пограничном расстройстве личности на примере второй «Головоломки».

«Мне кажется, это вообще частый страх — заводить отношения, потому что они могут закончиться. Не обязательно даже смертью — расставанием, например. Тут у меня нет универсального “противоядия”. Но для меня точно переживание любви стоит боли, которая может за этим последовать»

Дала интервью Т—Ж на непростую тему — как пережить потерю животного. Обсудили самые разные вопросы, которые встают перед человеком, столкнувшимся с гибелью питомца: как справиться с необходимостью принять решение об эвтаназии? Как помочь себе пережить горе, которое нередко оказывается невидимым для окружающих? Что делать с чувством вины? Заводить ли сразу новое животное или лучше подождать? Как говорить о смерти питомцев с ребенком? И, конечно, стоит ли оно вообще того — заводить домашних животных, зная, что с большой вероятностью мы их переживём? (Спойлер — на мой взгляд, абсолютно точно стоит).

Получился, мне кажется, интересный разговор: спокойный, нежный и глубокий. И в виде бонуса — потрясающие фотографии моего пушистого семейства от прекрасного Марка Боярского.

#публикации

Елена Костюченко в книге «Моя любимая страна» смотрит на реальность в упор, не отводя взгляд. Книга одной из лучших современных российских журналисток объединяет в себе двенадцать репортажей о России и людях, которые в ней живут. Кто-то из этих людей встраивается в одну из существующих систем подавления и подчинения (милиция, армия, ПНИ), кто-то получает выгоду от их существования, кто-то сопротивляется им, кто-то становится их жертвой. Никто, включая саму авторку, чьи личные воспоминания и заметки перемежают репортажи, в конечном итоге оказывается не способен предотвратить самую страшную страницу в истории современной России — полномасштабную войну, которой посвящена предпоследняя глава книги.

Сама Костюченко говорит, что задача её текстов — «разрушить фигуры умолчания», заставить читателя увидеть то, о чём он и так знал, но не хотел думать. В моём случае это сработало именно так. Я жила в России двадцать девять лет и думала, что всё делаю правильно. Я ходила на митинги, наблюдала на выборах, читала свободные медиа, отстаивала гуманистические ценности через работу и волонтерство. Но я не замечала — не хотела по-настоящему замечать, по-настоящему осознавать и пропускать через себя — очень многие вещи. Например, то, в каком повседневном аду живут люди за пределами крупных городов, совсем рядом со мной («Жизнь на обочине “Сапсана”»). Как теряют свой язык, культуру и в конечном счёте жизнь коренные народы («Последние вертолёты»). Какую незаживающую рану оставил после себя штурм школы в Беслане («Сны Беслана»). Как функционирует система современных концлагерей — психоневрологических интернатов, в которых десятки тысяч людей оказываются лишены базовых прав («Интернат»).

Не то что бы я не знала об этом — я знала, но выбирала продолжать верить, что среди всего этого мы можем выстраивать свои (по выражению той же Костюченко) радужные пузыри, которые в конечном итоге объединятся и изменят реальность. Этот утопический проект провалился. «Моя любимая страна» не даёт ответа на вопрос, что с этим делать дальше — но она помогает увидеть путь, который привёл туда, где мы находимся сейчас.

Умение Костюченко описывать реальность невероятно честно, не преувеличивая и не приукрашивая, с хирургической точностью, и одновременно с этим — с огромным сочувствием ко всем героям своих статей, которое мерцает за скупыми фразами, помогает читателю пройти по этому пути вместе с ней. Всё, что она может противопоставить окружающему мраку — это сострадание и любовь, воплощенную в пристальном взгляде на то, что любишь. Мне очень откликается её идея о том, что любовь именно что требует такого взгляда: она не означает попустительства и всепрощения, не означает подчинения государству (как часто понимают патриотизм в современной России), напротив, любовь толкает к протесту против того, что видится неправильным и несправедливым. Любовь помогает не погрузиться в отчаяние — в том числе и по мере продвижения по этим жёстким, страшным, болезненным и таким важным, таким нужным текстам.

#рекомендации

«Женя, добрый день. Несколько дней рефлексирую насчёт привязанности к противоположному полу (я девушка) и поняла, что сильно привязываюсь к парням. Например, даже банальную вежливость принимаю за симпатию — я начинаю чуть ли не 24/7 думать об этом человеке, стараюсь больше ему попадаться на глаза, представляю, как мы вместе проводим время, на какие темы разговариваем, и, если есть такая возможность, начинаю следить за ним по несколько раз на дню в соцсетях. Из-за навязчивых мыслей очень трудно сконцентрироваться на чём-либо. Рефлексируя, я поняла, что в парнях вижу отца, который сможет мне дать любовь, заботу, внимание, принятие. С одной стороны, отношений с парнями я не хочу по ряду причин, а с другой стороны понимаю, что с лёгкостью могу вступить в отношения при малейшем добром отношении ко мне, и тогда это будет игра в одни ворота — парень будет давать, а я буду брать, не давая взамен. Подскажите, пожалуйста, с чего начать работу с нездоровой привязанностью?»

Привет! Хочется сказать, что такое внезапное возникновение интереса к человеку в ответ на его внимание — это достаточно распространённый феномен, который хорошо знаком в том числе и мне. Чаще всего, как мне кажется, такая реакция действительно связана с дефицитом заботы и внимания в детстве — это может быть следствием травматического опыта или неглекта со стороны значимых взрослых. Будучи детьми, мы учимся осознавать, регулировать, поддерживать и утешать себя сами через взаимодействие с окружающими, постепенно как бы помещая внутрь себя заботливую родительскую фигуру, на которую мы в будущем сможем опираться в сложные моменты. Но далеко не всем из нас везёт на такие заботливые родительские фигуры; мы можем сталкиваться с игнорированием, непредсказуемыми реакциями или прямым насилием со стороны взрослых. Тем ценнее становится внимание других людей к нам, ведь оно попадает в наш голод по близости, и это чувство — меня заметили, я существую, я что-то значу! — может быть очень сильным, вне зависимости от того, насколько нам интересен и приятен сам человек, ставший источником этого внимания.

Я думаю, первым шагом может стать осознание такой реакции как свойственной вам в силу вашей личной истории и на самом деле не связанной с тем человеком, о котором вы начинаете так активно думать. Скорее всего, контакт с ним не сможет восполнить тот дефицит, с которым вам пришлось столкнуться. Дальше встает более сложный вопрос: а что вообще способно восполнить этот дефицит?

Я верю в то, что психотерапия во многом может помочь нам вырастить эту самую заботливую фигуру в том месте, где мы пока что ощущаем пустоту. Через безопасные и близкие отношения, в которых, с одной стороны, есть безусловное принятие, а с другой — чёткие границы, мы можем постепенно учиться смотреть на себя тем же любопытным, спокойным и внимательным взглядом, которым смотрит на нас терапевт. Это помогает выстраивать отношения с окружающими из точки равновесия, в которой социальные связи (в том числе романтические) могут обогащать жизнь, но не являются её определяющим условием.

Думаю, что не менее важным может стать поиск ответа на вопрос «кто я?» вне контекста внимания других людей ко мне. Что для меня ценно? Что меня увлекает? В чём я вижу смысл? От чего хочу смеяться, а от чего — плакать? Чему мне важно посвящать то короткое время, которое отведено мне на этой земле? Что меня поддерживает, подпитывает, успокаивает? Энергию, которая сейчас находит выход в фантазиях о том, как другой человек сможет сделать вас счастливой, можно пробовать перенаправить на то, чтобы вкладываться в собственное благополучие, как материальное, так и духовное. Это, безусловно, сложнее — но и результат может оказаться куда более удовлетворяющим.

#поговоритьобэтом

«Стыд противоположен действию — он вызывает желание избегать ситуаций и занятий, которые его вызывают. Кроме того, стыд — один из ключевых компонентов многих ментальных заболеваний, включая расстройства пищевого поведения, которые нередко бывают спровоцированы негативными комментариями окружающих о весе и внешнем виде тела»

Пока я собираюсь с силами, чтобы начать писать более активно и регулярно, запоздало поделюсь с вами ссылкой на статью с моими комментариями, посвященную шоу «Большие девочки». Очередной телевизионный эксперимент, в котором женщин заставляют сбрасывать вес с помощью пристыживания, насмешек и угроз, стал поводом поговорить о том, как столкновение с недружелюбным социумом может усугублять проблемы людей с РПП, почему похудение через ограничения в большинстве случаев приводит к ровно противоположным результатам, чем опасна демонизация «вредных» продуктов и как могут выглядеть по-настоящему гармоничные отношения с едой и собственным телом.

#публикации

Так совпало, что параллельно с обучением травматерапии я сама столкнулась с такими интенсивными травматическими состояниями, которые, как мне казалось, должны были остаться где-то далеко в подростковом возрасте. Я вспомнила — или заново узнала — каково это, когда тебя захлестывают эмоции такой сокрушительной силы, что ты теряешь способность контролировать и осознавать себя в полной мере, буквально становишься бессильной перед разворачивающейся внутри картиной собственной травмы. Наработанные годами навыки саморегуляции не позволяют окончательно уйти в аффект, но наблюдающее «я» на время теряет способность как-то влиять на ситуацию и может лишь отстраненно наблюдать за происходящим. Позже воспоминания о произошедшем частично стираются, оставляя после себя лишь отдельные вспышки — особенность, характерная для травматической памяти.

Но, в отличие от Жени-подростка, взрослая Женя хочет продолжать жить ту жизнь, которую сама построила. Она встает с кровати, чистит зубы, готовит завтрак и убирает за котами. Результатом многолетней терапии стало то, что мне удалось более-менее подрастить и укрепить внутри себя взрослую часть, которая после любого временного отсутствия возвращается, чтобы разбираться с последствиями, и помогает пережить боль, не разрушая себя и других. Я знаю теперь, что какой бы устойчивой я ни казалась самой себе, и у меня есть свои триггеры, лишающие меня возможности нормально функционировать. Но я знаю и то, что это всегда временно.

Ещё я теперь я более четко вижу свой дальнейший путь в терапии: внутри безопасных и крепких терапевтических отношений продолжать усиливать ту внутреннюю фигуру, которая может быть для меня самой источником утешения и поддержки. Я не думаю, что внутренняя пустота на месте любви, оставленная травмой, может когда-либо заполниться целиком; но я понимаю, что никакой другой человек, кроме меня, не способен помочь мне научиться жить с ней. Ничья любовь, кроме моей собственной, не сможет стать заменой той любви, которой не случилось в моем детстве. И с этой непростой идеей мне нужно теперь учиться жить.

В своей заключительной лекции Джудит Герман говорила о том, как пережившие насилие представляют себе справедливость. Несмотря на то, что каждая история травмы и исцеления индивидуальна, у рассказов, которые Джудит слушала на протяжении многих лет, есть и общие черты. Большинству пострадавших важно признание и принятие со стороны комьюнити — это помогает преодолеть изоляцию и порождаемый ей стыд, восстановить чувство собственного достоинства, обрести близкие поддерживающие связи, которые в определённой степени работают в противовес той несправедливости, с которой столкнулись пережившие.

При этом чаще всего они не жаждут мести — по крайней мере, в реальности. Конечно, у многих возникают фантазии о мести, но клиентки и клиенты Джудит в основном говорят о том, что эти фантазии могут помогать им справляться с чувством беспомощной ярости, но не отражают их ценности, не выражают то, какими людьми они являются и как хотят строить свою жизнь.

Процесс горевания, сопровождающий работу с травмой, нередко идет по пути отпускания — постепенно на смену ненависти, негодованию, желанию сделать больно автору насилия (которые совершенно естественно возникают в ответ на причинённый ущерб) приходит освобождение от внутренней травматической связи с абьюзером и стремление в большей степени заботиться о своей жизни, не разрушать, а строить.

Нормально испытывать ненависть к людям, которые совершают зло и отбирают жизни других людей. Наши эмоции могут быть любыми, они не подвержены цензуре и законам морали. Но то, как мы выбираем обращаться с ними, означает, какими людьми мы выбираем быть. Месть раскручивает маховик ненависти, как внутри самого человека, так и снаружи, часто вызывая ответную мстительную реакцию. Более того, в психологическом плане она обычно попросту не помогает.

Для переживания травмы — как индивидуальной, так и коллективной — необходимо не разрушать связи, а укреплять их. Тогда как жестокость в ответ на жестокость удерживает всех причастных — как совершающих насилие, так и одобрительно наблюдающих за ним — в непрекращающемся цикле травмы, из которого нет выхода.

Много учусь сейчас работе с последствиями травматического опыта: на днях закончила курс лекций первопроходицы травматерапии Джудит Герман, параллельно прохожу обучение телесно-интегративной работе с травмой. Чем больше погружаюсь в тему, тем яснее осознаю, что травматерапию не зря порой выделяют как отдельный психотерапевтический подход: это действительно довольно специфический способ бытия с клиентом, требующий от терапевта одновременно умения держать структуру и давать человеку достаточно пространства, в определённой степени управлять процессом и вместе с тем сохранять эгалитарную позицию, в которой клиент сможет чувствовать себя равноправным участником диалога, субъектом действия, а не объектом воздействия.

Поэтому, кстати, мне не очень нравятся — и оказалось, что Джудит Герман разделяет мою позицию — чрезмерно структурированные, протокольные способы работы с травмой: они ставят терапевта в позицию власти над клиентом, тем самым воспроизводя ситуацию неравенства и зависимости, характерную для самого распространённого источника травматического опыта — насилия в близких отношениях. Но и стремление передать клиенту большую часть ответственности за терапевтический процесс, характерное для экзистенциального подхода, в случае работы с травмой может выйти боком: если терапевт не умеет распознавать признаки диссоциации или флешбека, вовремя вмешиваться в процесс и при необходимости приостановливать его, позволяет клиенту забрести слишком глубоко в травматические переживания без достаточного на то ресурса и без периодического возвращения в «здесь и сейчас», это создает риски ретравматизации.

Ещё для травматерапии — по крайней мере, в том её виде, которому я сейчас учусь — характерно внимание к телесным переживаниям и большой фокус на работе с памятью тела, которая нередко хранит гораздо больше, чем доступно осознанию. Работа с травмой наиболее эффективна — и, что не менее важно, наиболее безопасна — тогда, когда клиент, прежде чем начать рассказывать о болезненных событиях, может заземлиться, ощутить своё тело, почувствовать связь с реальностью и с самим собой; это может переживаться как своего рода трансовое состояние, облегчающее доступ к травматическим воспоминаниям и одновременно дающее опору, позволяющее клиенту не быть затопленным экстремальными переживаниями, как это бывает во флешбеке. То, что это правда работает, я ощутила на себе: сначала во время учебной сессии, а потом и на своей личной терапии, когда у меня, наверное, впервые в жизни по-настоящему получилось соприкоснуться с моим собственным травматическим материалом не только мысленно, но всем телом. Было время, когда я не верила, что вообще когда-либо смогу что-то почувствовать в связи со своим детством; потом я постепенно шла к осознанию того, что всё, что со мной происходило, не было нормальным; и вот, наконец, я оказалась в той точке, из которой я могу зайти в пугающие воспоминания всей собой и побыть в них, не разрушаясь и не убегая, пусть и недолго (но долго и не нужно — чередованию «заныривания» в травматический опыт и «выныривания» из него нас тоже учат).

Как бы это ни было тяжело в процессе, я радуюсь происходящим со мной изменениям — и в личном, и в профессиональном плане. И чувствую, что уже могу лучше понимать своих клиентов и лучше помогать им.